До войны в Княжеводцах было 260 дворов и 1020 жителей. Во время оккупации некоторые ушли в партизаны, кто-то входил в Скидельскую подпольную антифашистскую группу. Население поддерживало связь с партизанами. Женщины пекли для них хлеб, стирали белье. Фашисты узнали об этом, начали проводить частые облавы, обыски. Чтобы знать, кто проживает в доме, заставили всех сфотографироваться и прикрепить снимки на входных дверях. Во время обыска по этим фотографиям сверяли, все ли находятся на месте.
Большая беда пришла сюда ранним июльским утром 1943-го. Была пятница. С утра многие собирались идти жать созревшие хлеба. Но в их мирные планы вмешались оккупанты. Накануне ночью они окружили деревню, предупредили, чтобы никто не выходил из дома. Потом всех согнали в одно место и разместили в трех сараях. Выводили по десять человек к заранее вырытым ямам и расстреливали из пулеметов и автоматов. Не жалели ни старого, ни малого. В яму падали и раненые. Чтобы окончательно их добить, туда бросали гранаты. Очевидцы говорили, что после расстрела в этом месте земля шевелилась еще почти целую неделю. Все нажитое сельчанами имущество забирали, а дома поджигали. Кто спрятался в хате или хлеве, сгорели заживо.

Вере Бышкало тогда было двенадцать. Побывав на днях у нее в гостях, я попросил Веру Андреевну поведать о тех печальных событиях. Пожилая женщина присела на деревянную скамейку под старой вишней и начала вспоминать трагедию военных дней. Время от времени ее печальный рассказ прерывался плачем. Только однажды ее лицо озарила улыбка, когда собеседница говорила о похищенной у гитлеровцев рации. Дескать, хоть чем-то и она навредила фашистам:

— В тот страшный день я с самого утра погнала на пастбище трех наших коров. Сестра вызвалась подменить маму. Я тоже пошла вслед за ней. Вижу, фашисты гонят наших соседей. Люди не хотят идти, плачут, их в спину подталкивают штыками. Одна женщина запела святые песни, а соседский сын нес над головой Евангелие. Я вернулась домой и сообщила об этом родителям. Папа говорит маме: «Гандя, давай на смерть белье детям и мне». Он как сказал это, меня передернуло от страха. Я сразу схватила за руку брата и давай убегать с ним за железную дорогу. Там наша тетя жила. Вскоре сюда и мама прибежала с сестрой Галей на руках. Она рассказала, что, когда во двор зашел один из карателей, отец спрятался в какой-то яме, а она с дочерью в жите. Так мы остались живы. Сестра, которая понесла молоко, погибла вместе со всеми.
Мы пошли в соседнюю деревню Миклашевцы. Люди не хотели нас пускать. Говорили: из-за вас и нас расстреляют. Пошли в следующую. Там пробыли несколько дней. Помню, мама пошла еду искать, а мы с сестрой, которой был только год, попали в ров с водой. Начали тонуть. Но на наше счастье рядом оказался какой-то человек. Он вытащил нас из того рва.
Примерно за неделю до этих событий фашисты арестовали маминых братьев и еще несколько молодых мужчин. Всех отвезли в Скидель. После мучений их повезли топить. Один из братьев прыгнул в Неман. Он выплыл и пошел к своей девушке в Черлену. А там солтыс был нехороший, выдал его немцам. Маминого брата схватили, отвезли в лес и застрелили. Мама вместе с бабушкой ходили в лес, искали, где закопан труп, но так и не нашли то место.

Вера Андреевна припомнила случай, когда она стащила у гитлеровцев рацию, сама не ведая, что это такое. Девочка заметила одиноко стоящую рацию возле железнодорожного полотна, когда посла поблизости коров. Решила забрать ее себе и пользоваться, как игрушкой. Только затащила в рожь, как видит: идут двое фашистов и о чем-то громко возмущенно разговаривают. Она притаилась и просидела во ржи до тех пор, пока те не ушли. Была на волоске от смерти: если бы нашли, запросто могли расстрелять.

Мать Григория Викторовича расстреляли оккупанты в гродненской тюрьме за связь с партизанами. Отец после освобождения района от немецко-фашистских захватчиков пошел на фронт мстить врагу. Обратно не вернулся: в 1945-м семья получила похоронку. Детей растила бабушка. После войны Григорий Жук некоторое время работал в местном колхозе, потом на железной дороге. А в последние годы перед пенсией – на свиноводческом комплексе.
За послевоенное время Княжеводцы полностью так и не восстали из пепла. К оставшимся нетронутыми домам присоединились несколько новых. Сегодня постоянно тут проживают 17 человек. Почти все – пенсионеры. Вниманием они не обделены. По графику сюда приезжает автолавка. Ежемесячно у каждого в доме бывают члены смотровой комиссии, сформированной при Дубненском сельисполкоме. В состав такой комиссии обязательно входят врач, сотрудник управления по труду, занятости и соцзащите, представитель сельисполкома. Пожилые сельчане во время таких обходов высказывают свои просьбы и пожелания. К ним прислушиваются и при необходимости стараются помочь.
Печальную участь Княжеводцев разделили еще пять населенных пунктов Мостовщины: Бояры, Донцы, Задворье, Песчанка и Щара. Все эти деревни восстановлены в послевоенное время. Правда, только частично.